Рубрика: Карамысли. Книга первая. Безобратное лето
Первая книга Сказок Карамысли. Безобратное лето
Карамысли. Книга первая. Безобратное лето
Помнишь ли ты, мой друг, прошедшее лето? То самое, что ушло от тебя в осенний туман едва различимым звуком капели? Лето всегда уходит чуть слышно.
Босиком. На цыпочках. Кап… кап… кап… Уходит лето с дождём, оставляя тебя Осени.
Это Лето ушло. И уже не вернётся. Уходя, лето – не возвращается. А после ушедшего лета может прийти только другое. То, что уходит – всегда безобратное.
Помни о лете, пока оно ещё с тобой. Пока оно ещё прикасается прохладными утренними ветрами к твоим щекам. Пока заставляет тебя смеяться, щекоча твой нос медовыми ароматами цветущих лугов. Пока губы твои пьют росу предрассветных туманов. Безобратное лето – прекрасно. Оно – неповторимо. Не забывай его. Настоящее безобратное лето.
Эта книга – про лето. Про то самое лето, которое ещё не ушло. Про безобратное лето в сказочной Стране Карамысли.
Лето в Карамыслях – самое обыкновенно необыкновенное. Самое настоящее. Самое безобратное из всех безобратных лет. Самое окарамысленное из всех существующих лет.
Обитатели Карамыслей знают об этом. И потому жизнь в Карамыслях наполнена особыми, безобратными смыслами. В коих тебе, Читатель, и предстоит убедиться, читая эту книгу. Первую книгу сказок о Стране Карамысли и её Обитателях.
Про стол, который стоял на поляне Ветвистого леса в Карамыслях
Марочный Стол стоял на лужайке Ветвистого леса всегда. Никто не знает, откуда он взялся и как появился на этом месте.
Марочный стол на лужайке Ветвистого леса в Карамыслях
Марочный стол
Стол был старый, видавший виды, и деревянной породы. На круглой, затёртой столешнице его, рассохшейся трещинами от времени, виднелась выцарапанная кем-то надпись: «Ланселот – озорник Озёрный + Персиваль = … » Далее мелко было ещё что-то прицарапано, но неразборчиво. И, потускневшее с годами, почти истёрлось и не читалось.
Время стирает многое.
Ходили легенды, что за круглой столешницей этой когда-то посиживали некие куртуазные особи в рыцарском одеянии. Но свитки Вульгатского цикла, фолианты Кретьена Труа и Вольфрама фон Эшенбаха в Карамыслях были утеряны. И потому – недоступны для изучения истории Стола на лужайке.
Стол был при стульях о четырёх изогнутых ножках, со спинками. Сиденья стульев были исполнены в виде часов с кукушечным боем. А сами они, причудливо выгнутые, принимали формы осанки спины каждого, кто на стулья эти присаживался. Как только посадка на стул осуществлялась, стрелки часов начинали свой ход. Под сидящим – маятник бил мелодику. И на столе появлялись предметы.
В центре Стола, в виде кубка, являлась огромная чаша; одновременно с ней – столовые приборы и чашки. Предметным набором утварь количественно соответствовала рассевшимся у стола.
Меню подавалось по богатому стилю и включало в себя: улиточные рожки, кисель из крапивы, и смузи на можжевеловых шишках. Трапезничать и беседовать у стола можно было достаточно долго. Но стоило сидящим прервать разговор более чем на четверть часа – из стульев выпрыгивала кукушка и, прокуковав дважды «ку», с одновременно звучавшей мелодикой боя часов… предметы столовые со стола исчезали.
Если вам не о чем говорить, нечего и рассиживать за столами!
Так, видимо, считал Стол Марочный. В чём, в общем, сложно с ним не согласиться. Для присевшего в одиночестве – Стол делал поблажку. Сидеть одному за Столом позволительно было до бесконечности. Если ты один в лесу, у стола на лужайке – значит, тебе есть о чём посидеть и подумать. Стол с пониманием относился к подобному, а кукушка при этом молчала.
Марочный стол в Карамыслях
Название своё — Марочный — Стол получил за почтовую марку, которая сохранились на ножке, и была приклеена Службой Доставки Столов при отправлении. Марка – со штемпселем, с печатью и буквами.
На марке читалось: “ Почтовая служба столовой медиевистики им. Иосифа Аримафейского”. Кто такой, этот Иосиф, не знал в
Карамыслях никто. Но в дань уважения к отправителю, на всякий случай, увековечили и нарекли Стол – Марочным. С именем этим Стол и стоит на лужайке, в Ветвистом лесу.
Следующая сказка, про то то как Пырть поздравил Одноноктя с днём его рождения здесь:Мешочек с камнями
Был четверг. К Дранки заходила Рыба. Дранки Рыбе всегда рад. Рыба – отличный друг и прекрасный товарищ. Рыба внимательно слушает всё, что ей говорят, и в ответ – не скажет ни слова. Не посоветует ничего этакого. Рыба – друг настоящий, а такие друзья – не болтают лишнего.
Дранки и Рыба по четвергам – дружат. И дружеский вечер прошёл немногословно и без излишеств. Сидели у моря, провожали закат. Не мигая, долго всматривались в звезду на горизонте. Когда стемнело, Рыба молча ушла домой – в море. Дранки знал, что Рыба ещё вернётся. Настоящие друзья – не пропадают совсем. Самое долгое – до следующего четверга.
Аудио к этой сказке:
Аудио с картинками к сказке “Был четверг или…про Рыбу”:
“Рыба и розовые очки” – сказка про то, как Рыба нашла розовые очки. И что с ней из-за этого приключилось…
Розовые очки
Однажды Рыба нашла очки. Видимо, обронил кто-то или выкинул в сердцах. Очки были розовые, со стразами и блестели в водорослях. А Рыба, прогуливаясь по своему обыкновению по морскому дну, мимо блестящего, как все девочки-рыбы, пройти не могла.
«Надо б-бы вернуть. Тому, кто об-б-бронил» – подумала Рыба и забралась на морской камень осмотреть окрестности. Вдруг хозяин очков где-то рядом.
Вокруг никого не было видно…
Рыба и розовые очки
Было жарко, на небе ни облачка, а море было удивительно спокойно.
Рыба разделась, сняла чешую и принялась загорать. А что ещё девочке-рыбе одной делать на море? Ну разве что очки ещё примерить. Что и сделала Рыба от скуки и из рыбьего своего, девичьего, любопытства.
В очках всё вокруг разительно преобразилось! Заблистало ярким и розовым, и было настолько красивым, что снимать очки Рыбе совсем не хотелось. Так, в очках, Рыба совсем обо всём позабыла. И не заметила, как море с отливом унесло её чешую.
И долго ещё сидела Рыба на камне в очках и ждала у моря погоды. Пока морской прилив не вернул её одеяния.
Рыба и розовые очки
Так всегда случается с розовыми очками. Когда смотришь сквозь розовые стёкла, можешь остаться и без всего в итоге.
Сказка про Рыбу, которая живёт в Карамыслях. О её доме в Рисовом море, пузырях и Часовой Улитке
Жила-была Рыба…
Сказка “Жила-была Рыба в Карамыслях”. Дом Рыбы
Жила-была Рыба в Карамыслях
Как во всякой уважающей себя стране, в Карамыслях жила-была Рыба.
Рыба была проста душой, блистала чешуёй на променадах и выходах, и населяла Рисовое море.
Населять Рыбе доставляло особое удовольствие. Как всякий индивидуал, Рыба особо отмечала в своём морском населении исключительность. Другие Обитатели Карамыслей населять море не имели обыкновения. Обитатели предпочитали быть ближе к земле, и были заметно приземлённее, чем Рыба. И ничего такого не населяли. На население Обитатели не претендовали. И от того лишь заселяли, обитая сухопутным образом. Да и не были Обитатели такими индивидуалами, как Рыба и даже не имели обыкновения ходить в чешуе. Впрочем, и населять и заселять всегда кому-то приходится, это общеизвестно. Как и кому-то быть всегда в чешуе.
Среди Обитателей Рыба слыла знатоком новостей. Она получала бутылочную почту. И хоть почта ходила не регулярно – что с того? Главное, что все знали, у кого поинтересоваться на счёт нового и самого свежего. А со свежестью у Рыбы всё было в полном порядке. Рыба всегда была свежа и могла выти на променад в новых калошах.
Бутылочная почта
Рыба пребывала в отличной форме, следила за стройностью плавников и хвоста, любила гимнастику, морскую капусту и пузыри
Пускать пузыри и пузыриться Рыбе доставляло особое удовольствие. Пустив пузыри, Рыба внимательно их разглядывала. Все ли пузыри вышли как надо? Но пузыри всякий раз получались отменными. От чего Рыба приходила в молчаливый восторг и умиление. При этом Рыба говорила: «Б-б-б» и охлопывала себя плавниками.
Впрочем, бывало и так, что случалась у Рыбы морская болезнь. При этом Рыба приходила в уныние и пряталась под одеяло, пребывая в меланхолической грустии опечали. Грусть сия приходила внезапно, нежданно и без явных на то примет и знамений, и могла застать Рыбу в самый неподходящий момент. Даже во время гимнастических упражнений. Рыбе не нравилась меланхолическая непредсказуемость и она пыталась вывести свою ипохондрию на чистую воду путём фиксации предшествующих ознаменований. Для этого она завела дневник с чернильными записями для точности предсказания наступления очередной меланхолии. Но записи те изъела глубинная пыль и Рыба пришла в ещё большее уныние от тщетности своего труда. Недостаточность наблюдений, отсутствие хронологии в летописании, привели Рыбу к
Пузыри
неутешительным выводам. Из коих следовало, что уследить за наступлением меланхолии – труды напрасные. А потому, лучше заняться чем-то осмысленным и более нужным. И она принялась пускать пузыри, не отвлекаясь на тщетное: «Б-б-б»
Дом Рыбы
Дом, в котором квартировала Рыба, напоминал причудливый грот и был богат на малые архитектурные формы, коими сверкал и переливался в своих экстерьерах.
Белоснежные коралловые стены жилища переливались затейливыми ликами жемчужных парагон, в виде мифических животных и когтей Пилорога. Овершье грота покрывали чешуйчатые листы китового пластуна, с яркой, проступающей узорами фактурой годовых колец и сплетений. А с самой крыши до песчаного дна по стенам грота спускались гирлянды флоридей и горгонарий. Не отличаясь выдающимися размерами, дом, всё же, был достаточен для размещения в нём своей хозяйки и Часовой Улитки, проживающей вместе с блистательной домовладелицей.
Жила-была Рыба
Часовая Улитка и рыбные променады
Улитка не занимала полезную жилплощадь рыбьего интерьера и скромно вращалась на стенах, не покидая их даже в часы рыбьего сна или приступов меланхолии Рыбы. Вращаться Улитке свойственно было против часовой стрелки и от того, дабы узнать настоящее время, Рыбе приходилось сверяться с поправочными временными таблицами. Имелась в рыбной жилплощади одна
Меланхолия
комната с иллюминированными окнами, с видами на коралловый сад с гимнастическими губками. Сквозь губки была натоптана придонная тропа к выходу из морских глубин к ближайшему песчаному берегу. Рыба частенько выходила на променад этой тропой, а также совершала прибрежные выходы.
Вечерами Рыба могла подолгу перебирать жемчужные бусины, сидя у иллюминированного окна. Бывало и так, что перечитывала она архивные манускрипты бутылочной почты. Коих скопилось за рыбные годы жизни – достаточное количество.
Пырть и Однонокоть проживали в старом купейном вагоне. Друзья занимали разные полочки в соседних купе. Пырть квартировал на верхней. А Однонокоть – на нижней, в купе проводника.
По утрам Однонокоть стучался к приятелю и спрашивал.
– Не хотите ли чаю, любезнейший?
– Пренепременно, – отвечал другу Пырть. И доставал из серванта посуду.
– С сахаром будете? – уточнял Однонокоть.
– Я буду долго, – отвечал Пырть и прищуривался.
– А можно и я…буду долго? – переспрашивал Однонокоть с робкой улыбкой.
– Извольте, попробуйте! – разрешал Пырть приятелю и приглашал его повальсировать.
Друзья устремлялись отплясывать гальярды и турдионы под синкопировавший в такт Тиль-на-Бутылочках. Пол в вагоне ходил ходуном от джиг и каскард, паровозный гудок присвистывал на слабую долю, а верхние полки в соседних купе скрипели на четверти. Танцы заканчивались торжественной нотой паваны.
После чего, Пырть и Однонокть присаживались за столик на боковые места. И, разлив чай из вскипевшего Тиля, начинали смотреть в окно. Смотрели молча и долго. Хорошо смотреть в окно поезда. Хорошо, когда за чаем и с другом. И хорошо, когда – долго.
Безобратное лето – прекрасно. Оно – неповторимо. Не забывай его. Настоящее безобратное лето.
Follow this link to read the post. 
В центре Стола, в виде кубка, являлась огромная чаша; одновременно с ней – столовые приборы и чашки. Предметным набором утварь количественно соответствовала рассевшимся у стола.
четверти. Танцы заканчивались торжественной нотой паваны.